…Цветок был изумительно красив. Всё в нём дышало совершенством: изящно выгнутый стебель, маленькие, покрытые прожилочками листики, острые шипы и тонкие, полупрозрачные лепестки, дрожащие от лёгкого прикосновения и издающие мелодичный звон…

Она не смогла бы сказать, что заставило её в то утро взять розу в руки. Красота была слишком хрупкой, и предназначалась для того лишь, чтобы любоваться ею издали, - и молодая женщина знала это. Она была очень осторожна, когда брала холодный стебель своими тонкими и почти такими же холодными пальцами, - но что-то случилось,  и цветок дрогнул в её руках, разрушаясь и теряя форму… Лепестки с лёгким звоном осыпались вниз, и лишившийся убранства стебель лишь ненадолго задержался в ошеломлённо разжавшихся ладонях. Мгновение Маргарита, осознавая случившееся, в недоумении смотрела на былую красоту, - маленькой кучкой осколков лёгшую к её ногам, - потом отчаянно закричала:
- Мари!!!
Служанка появилась почти тут же. Перевела взгляд с исказившегося лица госпожи на осколки на полу и непроизвольно прижала руку к губам, удерживая крик, - она знала, что цветок значил для молодой графини.
- Мари, она сама! Я ничего с ней не делала! - голос Маргариты дрожал. - Я только взяла её в руки, а она…
Маргарита опустилась на колени, беспомощно глядя на сотни осколков, разлетевшихся по вымощенному разноцветной плиткой полу. Солнце, пробивающееся через витражи высоких окон, играло на стекле, переливаясь и рождая тысячи новых цветов и оттенков… Но неповторимое творение таинственного мастера было невозможно собрать воедино вновь.
Из глаз молодой женщины покатились слёзы. Она заплакала - беззвучно, закрыв лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону, - и это было настолько жутко, что Мари пробрала дрожь. Но она поборола свою слабость и осмелилась произнести:
- Госпожа! Не плачьте… это всего лишь роза…
Но Маргарита, казалось, не слышала её, - или, по крайней мере, ничем этого не показывала.
Набравшись храбрости, Мари начала снова:
- Он вернётся, госпожа… он принесёт вам другие цветы, живые… вы же всё равно не любили этот, стеклянный!
Слова преданной служанки наконец долетели до ушей Маргариты - сквозь толщу отчаяния, охватившего её. Но она не могла заставить себя поверить им - теперь она уже точно знала, что её муж мёртв.

…Он был нежен, дерзок и весел, молодой граф д'Этолль. Они полюбили друг друга с первого взгляда, и брак их был союзом любви, что было редкостью в те времена. Их счастье и красота вызывали зависть и восхищение, но недолго пробыли они вместе, и война отобрала Жана у Маргариты.
Но перед тем как отправиться в далёкую Палестину отвоёвывать у неверных Гроб Господень, Жан подарил своей юной жене поражающую своей красотой и тонкостью работы хрустальную розу, сработанную странным нелюдимым мастером, жившим на границе их владений, - чтобы глядя на неё, Маргарита всегда помнила о его любви.
Своей хрупкостью и красотой цветок напоминал саму Маргариту, какой он знал её, - тонкую и стройную, светловолосую и светлоглазую; легконогую, искрящуюся радостью и любовью.
- Пока этот цветок цел, ты можешь не беспокоиться обо мне, - сказал он, даря ей хрустальное совершенство, - знай, я жив и люблю тебя. Но если… - он замолчал и, склонившись к жене, приник к ее губам долгим поцелуем. А она не решилась ничего спрашивать у него.

Графиня положила подарок своего супруга на бархатную подушечку, поместив её в такое место, чтобы цветок всегда можно было увидеть, но невозможно было бы случайно задеть или уронить; но роза была стеклянной, бездушной, неживой, и у Маргариты что-то замирало внутри, когда она смотрела на цветок.
Минуло три года с того дня как Жан оставил её. Она ни на минуту не забывала возлюбленного, проводя долгие дни в печали и в молитвах о нём. Прежние живость и лёгкость покинули её, улыбка была теперь редкой гостьей на лице молодой графини, а руки её были холодны как лёд.
Она была одинока: их единственный ребёнок умер, не прожив и двух месяцев, а родителей в один год унесла чума.
Дважды до молодой графини доходили письма от Жана с далёкого юга, несколько раз случайные проезжие приносили добрые вести, но уже почти год она ничего не слышала о муже, и горькая складка залегла у её прекрасных губ. А было ей всего девятнадцать…

И вот теперь рассыпавшаяся в руках роза сказала молодой женщине, что её возлюбленный больше не вернётся, и бесконечное горе затопило душу Маргариты. 
Она плакала, а Мари всё что-то говорила и говорила. Юная графиня поначалу ничего не понимала, но затем смысл слов верной служанки пробился сквозь туман горя, затопивший молодую женщину:
- Он колдун, госпожа! Не верьте ему! Ваш муж вернется! Это все неправда! Это - происки нечистого!
Маргарита подняла голову и грустно посмотрела на служанку. Она знала, что Мари испытывала суеверный ужас перед хрустальным цветком. Впрочем, ей и самой бывало не по себе от его холодного совершенства.
Новая мысль родилась у неё в голове, она поражала безумием, но сейчас молодая графиня ухватилась за неё, как за соломинку: если колдун смог сделать такой магический цветок, значит, он наверняка знает все и о постигшей её супруга судьбе. И кто бы он ни был, она уговорит его рассказать ей правду о сгинувшем супруге.
Маргарита вскочила на ноги. Её серые глаза лихорадочно блестели:
- Мари! Принеси мою накидку! Я должна сама пойти к колдуну…
-   Госпожа! - Мари прямо таки завизжала от суеверного ужаса. - Госпожа, вы лишились рассудка от горя! Не делайте этого… Он обманет вас, он украдет вашу душу!!!
Но Маргарита была непреклонна. И Мари, тихонько подвывая от ужаса и бормоча молитвы, долженствующие отвратить обезумевшую графиню от пагубного решения, была вынуждена помочь госпоже собраться. И видя, что Маргариту никак не остановить, она собрала всю свою волю в кулак:
- Я пойду с вами, мадам! Вы не можете идти к этому прислужнику дьявола одна!
Маргарита грустно улыбнулась верной помощнице:
- Спасибо тебе, Мари…

Они покинули замок, стараясь не привлекать ничьего внимания. Солнце стояло уже высоко, и разморенные полуденным зноем крестьяне предавались послеобеденному отдыху. Маргарита шла быстро и уверенно, Мари семенившая следом, старалась не отставать. 
Дорога к жилищу нелюдимого мастера была довольно долгой, и лишь через пару часов женщины достигли его обиталища. Тем временем на безоблачном дотоле небе сгустились тучи, и невесть откуда взявшийся холодный ветер заставил Маргариту задрожать под своей лёгкой накидкой.
Дом колдуна-искусника был укрыт в сени высоких деревьев. Рядом с ними избушка из некрашеных бревен, с открытым по летнему времени настежь маленьким окошком, казалась совсем невзрачной. За домом виднелись какие-то хозяйственные постройки. Миновав огород с немудрящими посадками, заглушаемыми буйно разросшимися лебедой, полынью и крапивой, Маргарита и её спутница оказались у низкой двери. Она была чуть приоткрыта.
Маргарита на мгновение остановилась и, прикрыв глаза, вознесла горячую молитву к небесам. Она не могла найти в себе силы, чтобы отворить дверь, но та вдруг без единого звука плавно отворилась сама. За ней никого не было. Внутренности дома тонули в полумраке, который не мог рассеять слабый свет из окна. Маргарита было отшатнулась в суеверном ужасе, - и тут небеса разразились проливным дождём. В тот же миг из глубины дома прозвучал мягкий, чуть грустный голос:
- Войдите же, прекрасная госпожа, - если не брезгуете переступить порог скромного жилища бедного ремесленника!
Маргарита задрожала всем телом, но, пересилив себя, сделала шаг вперёд, потом еще один и, склонив голову, перешагнула через порог. Мари, несколько раз торопливо перекрестившись, а потом сложив пальцы в древний знак, охраняющий от злых сил, последовала за ней.

Внутри дом был заполнен многими странными предметами - когда глаза Маргариты привыкли к темноте, она увидела разбросанные повсюду деревянные чурочки разных форм и размеров, части из которых резец уже придал форму полезных в хозяйстве предметов или фигур сказочных зверей, а глядя на другие, с трудом можно было угадать, для чего они готовились; было там и множество камней разного вида, и предметы из металла, глины, стекла и кости.   
Все это, брошенное на стоящем у окна столе, сваленное на полу без видимого порядка, стоящее на полках или подвешенное к стенам, лишало и без того не слишком просторный дом остатков свободного пространства.
Мастер-кузнец встретил гостий, стоя посередине комнаты. Низко склонив голову, он приветствовал графиню д'Этолль; затем, небрежно смахнув с деревянной скамьи лежавшие там предметы, освободил место, чтобы женщины могли присесть.
Залетавший в комнату через распахнутое окно дождь заливал дощатый, давно не метёный пол. Кузнец зажег от горящего в печке огня лучину, вставил ей в металлический поставец и затворил ставни.
В комнате стало еще темнее, и красные отсветы от огня заиграли на бледном лице графини, отражаясь в заполненных слезами огромных глазах. Она молчала, не в силах нарушить наступившую в доме тишину, с которой сливался беспорядочный стук дождевых капель по крыше.

Кузнец заговорил сам. Его голос был тих и печален:
- Мне кажется, я знаю, зачем ты пришла сюда, благородная госпожа. Мне грустно, что причиной твоего визита стало такое печальное событие, но еще грустнее знать, что ничем не смогу помочь твоей скорби.
Мари, присевшей рядом с хозяйкой, показалось, что из груди Маргариты вырвался тихий стон отчаяния. Но гордая кровь предков, текшая в жилах молодой графини, не позволила ей показать свое горе.
- Откуда тебе может быть ведомо про мою скорбь, кузнец? - и по этому холодному тону непроницательному человеку трудно было бы понять, что творится в душе Маргариты.
Кузнец долго молчал. Потом отозвался, и голос его был невыразителен и тих:
- Не всё ли равно, откуда, госпожа? Ваш муж умер, и вы скорбите по нему.
-     Кто сказал тебе об этом, чародей? - голос Маргариты дрожал от волнения. - Каким колдовством связал ты жизнь моего мужа со своим цветком? И почему я должна верить твоим словам? - и, собравшись с силами, она тихо добавила свой самый страшный вопрос:
- Кому ты служишь, кудесник?…
Где-то в небе пророкотал гром, прибавив мрачности её словам.
И вновь кузнец долго молчал, а когда, наконец, заговорил, в голосе его звучала горечь:
- Я не смогу сейчас ответить тебе на этот вопрос госпожа, ибо сам не знаю.
Мари ойкнула, а на лице Маргариты появилось непонимающее выражение, вкупе с испугом. Кузнец продолжил:
- Когда я был мальчиком, мне часто удавалось находить потерянное или предупреждать людей о грядущих неприятностях. И священник в деревне Сен-Реми, где я рос, называл это даром Божьим. Но потом он умер, и его место занял другой, который сразу же невзлюбил меня. Он говорил, что на мне печать Дьявола, ибо - он чуть усмехнулся и поднял свечу к своему лицу, - я родился с глазами разного цвета.
Однажды я сообщил жителям Сен-Реми о грядущей засухе и последующей за ней эпидемии, - а он сказал им, что они не должны верить мне. И когда действительно началась засуха… - он тяжело вздохнул, - в общем, мне пришлось покинуть деревню, ибо они обвинили меня в сговоре с лукавым и хотели убить…

Он внимательно посмотрел на женщин. Маргарите было страшно, но она старалась не показывать своих чувств. Мари выглядела до полусмерти испуганной, на лбу у нее выступили бисеринки пота. Кузнец закончил свой рассказ:
- И вот я пришел в Этолль. Твой муж был добр ко мне и позволил поселиться на границе своих земель, вблизи от гор, где я мог искать нужные мне для работы минералы. Я старался отплачивать ему добром, и когда он попросил сделать для тебя, прекрасная госпожа, вещь, которая не дала бы тебе забыть о нем, пока он жив, я выполнил его просьбу… хотя и не по душе мне была она.

Кузнец не упомянул о том, как всколыхнулось его сердце, когда он впервые увидел юную графиню, - три лета тому назад, тогда еще веселую и счастливую, скакавшую на лошади подле своего мужа; и как вспыхнула в его душе неясная тоска, которую не могли заглушить ни работа, ни прогулки по лесу, ни долгие посты и молитвы. Разные мысли заползали в голову кузнеца, и не всегда были они достойны доброго христианина. Кузнец старался не давать им воли, но выгнать их насовсем у него не хватало сил.
Однажды он набрался смелости и отправился исповедаться к местному священнику. Но еще когда он только начал рассказывать о своих способностях, старец начал неодобрительно хмурить брови. Он велел Этьенну (так звали кузнеца) бросить свое ремесло, которое явно, по мнению святого отца, вдохновлялось дьяволом, и отправиться в монастырь на три года - замаливать грехи. Но Этьенн не мог этого сделать - для этого ему понадобилось бы сломать себя, - и ушел от священника опечаленный, решив уже и не рассказывать далее о своих страданиях.
А когда к кузнецу пришел граф д'Этолль, и попросил того сделать необычный подарок для своей жены - который был бы связан с ним незримыми узами и всегда давал бы ей знать о нём, кузнец взялся за работу со всем возможным тщанием и усердием - стараясь таким образом загладить свою невольную вину, вызванную преступным чувством к жене графа. Он не мог сказать, откуда взялись в его голове знания о том, что и как он должен делать, чтобы сделанный им предмет обладал теми свойствами, о которых просил граф. Но как он не старался, видимо, что-то темное выползло из его души, и угнездилось в сделанной им прекрасной розе - ибо Этьенн тоже ощущал странный, недобрый холод, исходящий от цветка. И тем не менее, он отдал хрустальную розу молодому графу, а тот подарил её своей жене.

Но сейчас кузнец не смог бы рассказать обо всем этом прекрасной графине, - тем более в присутствии ее служанки. Но он чувствовал, что сходит с ума оттого, что Маргарита находилась так близко.
А молодая женщина, тем временем, помолчав и немного успокоив свои мысли, спросила:
-   Ты говоришь, что просьба моего мужа была тебе не по душе. Почему?
-   Он попросил сделать то, что постоянно искушало бы судьбу. А это приносит несчастье.
По телу Маргариты пробежала дрожь. Она поняла, что её муж сам навлёк на себя свою долю, -  а последние сомнения в том, что он погиб, у нее уже пропали, - ибо её сердце уже вернее всяких хрустальных цветов возвещало ей это. Она прикрыла глаза, а потом решительно поднялась.
- Спасибо тебе, кузнец, за то, что ты мне рассказал, - и двинулась к двери.
-   Постой, госпожа, подожди хотя бы, пока кончится дождь! - умоляюще воскликнул кузнец. Но Маргарита больше не имела сил оставаться в его доме.
-    Прощай, кузнец! Не задерживай меня!  - и она вышла под ливень. Мари поспешила за ней.

Когда молодая женщина добралась до замка, она промокла до нитки, замерзла, и ее била крупная дрожь. Мари, промокшая не меньше неё, позвала других женщин, и они уложили ее в постель, предварительно растерев грубым полотенцем, чтобы согреть, и напоили горячим вином. Впрочем, это не спасло ее от лихорадки, и две недели она горела и бредила, вспоминая своего покойного мужа и кузнеца. Но потом молодой организм взял свое, и Маргарита начала выздоравливать.
Впрочем, жить ей особо не хотелось, и, наверное, поэтому выздоровление шло медленно. Укрывшись пледом, она часами сидела в кресле, равнодушно глядя в окно. А слуги перешептывались, гадая, что ждет их дальше.

Как-то раз в замок Этолль заглянул сосед, маркиз де Льерр. Он долго выражал юной вдове соболезнования по поводу гибели супруга (за время болезни Маргариты слухи о гибели графа успели разойтись по всей округе), а затем повел речь о том, как трудно будет молодой женщине, оставшейся одной, и о том, что у Этолля не осталось наследников по мужской линии. Маргарита, погруженная в свои печальные мысли, долго не понимала, к чему он клонит, а когда, наконец, поняла, вежливо попросила маркиза оставить ее, - что тот и сделал. Но его слова встревожили молодую женщину.
Вскоре она сочла себя достаточно выздоровевшей, чтобы отправиться в монастырь Этолль, дабы испросить помощи и покровительства у аббата (он тоже происходил из рода д'Этолль и приходился покойному графу Жану троюродным братом).

Путь до аббатства был не особенно долгим, - час-два на лошади, но для только-только оправившейся от болезни Маргариты он мог стать серьезным испытанием, - и для нее приготовили крытые носилки, постаравшись устроить ее максимально комфортно.
Во время пути Маргарита, удобно устроившаяся в подушках, успела задремать. Ей даже снилось что-то приятное… Проснулась она от резкой остановки носилок и чьего-то истошного вопля. Она еще ничего не успела понять, а чьи-то руки уже грубо вытащили её из носилок и бросили поперек седла. Лошадь, видимо, тут же пришпорили, - животное заржало и бросилось вскачь. Маргарита успела заметить, как отряд мужчин с полузамотанными тряпками лицами добивает ее эскорт. Нападавших был целый отряд. Целый организованный отряд. В Этолле никогда не было разбойников, - да и не были убийцы похожи на простых бандитов. Значит…
Маргарита бешено задергалась, пытаясь повернуть голову, чтобы рассмотреть того, кто сидел в седле… Она чуть не слетела на всем ходу с лошади, но наконец ей удалось повернуть голову. Чёрная тряпка сползла с лица похитителя… Де Льерр! Молодая женщина завизжала, и принялась отбиваться от подлеца, по ходу пытаясь достать его если не руками, то хотя бы словом. Впрочем, ее оскорбления совершенно его не трогали, а сил у нее, только-только выздоровевшей, было не больше, чем у котёнка, поэтому её атака не возымела никакого действия. Он даже не счел нужным заткнуть ей рот - хотя, возможно, просто не смог этого сделать из-за того, что одной рукой придерживал графиню, не давая ей ударить его или свалиться с коня, а другая была занята поводьями.

…Этьенн услышал где-то вдалеке женские вопли и тут же выскочил из дома, прихватив с собой охотничий лук. Звуки приближались, и он поспешил им навстречу, еще не очень хорошо понимая, в чем дело. Вскоре из кустов на поляну прямо в двух шагах от кузнеца вломился взмыленный гнедой конь с одетым в черное всадником. В бьющейся на седле светловолосой женщине кузнец узнал Маргариту. В мгновение ока стрела слетела с натянутой тетивы и насквозь пронзила де Льерра - промахнуться было трудно, Этьенн стрелял почти в упор. Это было первое в его жизни убийство.
Де Льерр захрипел и начал клониться с седла, выпустив Маргариту, - которая обязательно упала бы с начавшего беситься коня, если бы Этьенн не подхватил ее на руки. Конь, заржав,  поскакал прочь с поляны, волоча за собой тело маркиза, застрявшее в стременах. Этьенн осторожно опустил графиню на землю, склонился над ней… Она прерывисто дышала, приходя в себя от пережитого испуга. Кузнец тоже никак не мог отдышаться. В какой-то момент он потерял голову от ее близости, и впился губами в полураскрытые губы молодой женщины. Страсть захватила его, и он начал покрывать ее безудержными поцелуями и ласками, что-то бормоча.
- Нет! Кузнец, нет!!! - Маргарита, ошеломленная неожиданной атакой, почувствовала, что ее тело, изголодавшееся по любви, вот-вот подведет ее. - Не надо, пожалуйста!.. - отчаянно и как-то беспомощно воскликнула она.
Странно, но эти умоляющие слова в сочетании с испуганным взглядом огромных серых глаз произвели на Этьенна отрезвляющее действие. Он выпустил графиню и побледнел, осознав всю недостойность своего поведения. (Она тут же откатилась в сторону, и теперь глядела на него каким-то ошалелым взглядом). Затем кузнец медленно вытащил из-за пояса простой нож с деревянной ручкой и рукоятью вперед протянул его Маргарите.
- Убейте меня, госпожа, если я оскорбил вас своим мерзким поступком.
Маргарита вздрогнула и спрятала руки в складках накидки, не желая принимать оружие.
- Нет, кузнец… ты... спас меня. Убери… это… пожалуйста! - она кивнула на нож.
Мгновение помедлив, Этьенн спрятал оружие.
Какое-то время они молчали, старательно не глядя друг на друга. Затем кузнец хрипло произнес:
- Позвольте, мадам, я провожу вас. Негоже вам здесь оставаться.
Маргарита не решилась возразить.

К вечеру они достигли стен аббатства. Здесь кузнец почему-то оробел и, не сказав ни слова, покинул Маргариту. Уже стемнело, и сыпал мелкий дождик. Молодая женщина, стоя у ворот в ожидании, пока ей отворят, ощутила сильную слабость. Мир как будто бы покачивался вокруг. Наконец калитка открылась.
…Свет фонаря… изумленные возгласы.. расспросы… Маргарита не понимала, чего от нее хотят, она смогла сказать внятно только одно: "На меня напали," - а затем неожиданно разрыдалась, и долго не могла успокоиться.

Проснулась она поздним утром в безмолвии маленькой кельи. За подслеповатым окном серело сулящее дождь небо, было тихо. Маргарита долго лежала в раздумьи, глядя на пасмурную картину за окном, потом встала, оделась в скромный наряд, предложенный ей монахинями, и отправилась на поиски матери-настоятельницы.

- Дочь моя, я знаю о постигших тебя несчастьях, - голос настоятельницы был ровным и отрешенным. - Здесь ты сможешь найти утешение и покой…
Маргарита молчала, закусив губу. Она сама не знала, чего ей надо. Опустившись на колени, она получила благословение настоятельницы и покинула ее кабинет. Несколько недель она прожила размеренной монастырской жизнью, проводя долгие часы в молитвах. Но они почему-то не приносили успокоения. Молодая женщина узнала, что все сопровождавшие ее слуги, включая Мари, погибли, и сильно страдала из-за смерти верных ей людей.
Ночами она по-прежнему подолгу не могла заснуть и недвижно лежала, слушая монотонный перестук дождевых капель, пока, наконец, уже под утро, к ней не приходил неглубокий и неспокойный сон, часто приносивший больше усталости, чем отдохновения. Бывшая молодая красавица теперь медленно таяла, - так, словно огонь, горевший в ней, лишили подпитки.

Прошло около месяца после того, как графиня д'Этолль поселилась в монастыре, когда однажды ей передали, что с ней желает поговорить настоятельница. Придя к той в кабинет, Маргарита обнаружила там отца Амброза - главу аббатства Этолль, и еще одного незнакомого ей монаха с венчиком седых волос. На столе были разложены бумаги.
- Маргарита, дочь моя, - обратилась к молодой женщине настоятельница. - Я знаю, что ты уже задумывалась о постриге.
...Она действительно много думала о постриге, но этот путь пугал ее своей безвозвратностью, и поэтому графиня не решалась остановить свой выбор на нем, находясь в размышлениях. Но настоятельница не считала, что у молодой вдовы д'Этолль могут быть какие-то другие перспективы. Она уверенно продолжала:
- Мы решили, что ты достойна быть принятой в наш орден. Теперь ты должна подписать бумаги о передаче своего имущества аббатству, чтобы ничто мирское…
Ее деловой тон и обыденно-равнодушный вид собравшейся братии показались Маргарите настолько неуместными для служителей Господа, что она непроизвольно затрясла головой.
- Я еще не готова… - и действительно вдруг поняла, что не сможет заживо похоронить себя здесь. - Простите меня, но я не хочу…
Она смутно помнила раздавшиеся вслед за ее словами нестройные возмущенные возгласы, исказившееся лицо отца Амброза, нахмуренное - настоятельницы, недоумевающее - незнакомого монаха. Они что-то пытались доказать ей, но она не желала слушать, и в слезах выбежала из кельи.
Конечно, монастырь был заинтересован в получении имущества д'Этоллей. Впрочем, подумала Маргарита, ведь после смерти последнего из наследников мужского пола, имущество все равно обычно переходило к королю! Она… одинокая вдова… скорее всего, все равно не будет долго распоряжаться замком и землями.
Она вернулась в свою келью, и неожиданно поняла, что больше не может оставаться в монастыре. Никаких вещей у неё не было, только накидка, поэтому собирать было нечего. Не задерживаясь более, она покинула временное пристанище и, стараясь не привлекать к себе внимания, проскользнула через территорию аббатства. У нее хватило ума не идти через главные ворота - и Маргарита вышла в калитку на задворках, через заливаемые осенним дожем опустевшие выпасы спустилась к темной реке и пошла вдоль по берегу.
Быстро темнело. Берег стал скользким и обрывистым, в какой-то момент молодая женщина едва не сорвалась и чуть не упала в воду; и была вынуждена углубиться в лес. Поначалу она не знала, куда идет, но затем решила двигаться по дороге. Ей было точно известно, где та находится, и поэтому она пошла увереннее. Вскоре молодая вдова вышла на нахоженный тракт и повернула - но почему-то направо, в сторону, противоположную замку Этолль.
Осенняя ночь была тихой и странной. Взошла луна, своим слабым светом озарив идущую через лес дорогу. Маргарита шла уже долго, но не чувствовала усталости; наоборот, - должно быть, после долгого времени, проведенного в монастыре, открывшейся перед ней простор вызвал у молодой женщины какой-то прилив бодрости.
Вдруг луна скрылась за тучами, и на мгновение стало совсем темно. Потом впереди замаячил слабый свет, постепенно принявший форму бледного рыцаря на коне. Маргарита узнала во всаднике Жана, и ее сердце дернулось к нему навстречу. Она бросилась вперед:
- Жан!.. - она уже почти добежала до всадника, но тут бледный силуэт слегка отдалился.
- Жан? - она пошла медленнее, не пытаясь понять, что перед ней, и боясь только, что это может исчезнуть. Она почти приблизилась к нему, и как будто бы услышала, прошелестевший в тишине голос:
- Жена моя…
- Жан! - радость в ее голосе смешалась с испугом, что он сейчас исчезнет - призрак трепетал от легкого ночного ветерка, дрожа и меняя очертания. Он все отдалялся, и Маргарита вновь поспешила за ним:
- Жан! Жан! Не бросай меня!.. Жан!..
Она бежала за ним, а призрак все уходил.
- Жан! Скажи что-нибудь! Жан… Жан…
Ей показалось, или он действительно прошептал "я люблю тебя"?
Светлая тень побледнела и удалялась все быстрее, Маргарита бежала за ней, не замечая, что движется уже не по дороге, а по неровной наклонной тропинке. Она смотрела только на тающий в ночном воздухе образ, не глядя под ноги, спотыкаясь на корнях и неровностях почвы. Наконец всадник, мерцающий светом, застыл на открытом месте. К нему вела светлая дорожка.
При очередном шаге нога Маргариты не ощутила под собой опоры, и, потеряв равновесие, молодая женщина полетела с обрыва в холодную по осеннему времени воду все той же темной речки, что текла под стенами аббатства. Где-то в стороне раздался злорадный смех.

Наверное, досада, что она так легко попалась на простой обман, придала молодой женщине сил, - потому что, несмотря на охвативший ее мгновенный холод, она сумела вынырнуть, и, освободившись от стеснявшей движение накидки, отчаянно забила руками и ногами по воде. Течение относило ее на середину реки, да и берег, отчетливо видимый в свете вновь показавшейся из-за туч луны, был таким крутым, что Маргарита понимала, что не смогла бы здесь вылезти. Противоположный берег, напротив, был пологим. Речка была не очень широкая, и поэтому Маргарита принялась усиленно грести к другому берегу.
Холодная вода полностью отрезвила ее, и она поняла, что очень хочет жить. Жизнь, со всеми ее сложностями и бедами, казалась сейчас настолько прекрасной… Она представлялась неизъяснимым счастьем, Божьим даром…
Стуча зубами, графиня с трудом преодолела быстрину и через несколько минут выбралась на другой берег, добрыми словами вспоминая отца, - когда-то давно, в раннем детстве, научившего ее плавать, несмотря на уверения матери, что девушке это умение ни к чему…

Теперь перед ней встала другая опасность - замерзнуть насмерть. Осенняя ночь была не очень холодной, но у продрогшей насквозь женщины были великолепные шансы простудиться и умереть от возвратившейся лихорадки. Маргарита не имела ни малейшего понятия, где здесь, на этом берегу, находится ближайшая деревня, - хижина, любое жилье… Но вдруг - о чудо! - она заметила мерцающий меж деревьев огонек. Костёр! Настоящий, живой, зажженный руками человека огонь!
Не думая уже ни о какой возможной опасности, молодая женщина поспешила к свету костра.
…У огня сидела крепкая девушка в походной одежде, длинной палкой помешивавшая похлебку в висящем над огнём котелке. Оттуда тянуло чем-то вкусным. Рядом, прислонённые к дереву, стояли котомка и старый посох. Девушка встревожено подняла голову на звук шагов, но, увидев Маргариту, успокоилась, а окинув ее внимательным взглядом и оценив весь плачевный вид молодой женщины, радушно произнесла:
- Проходи к огню… сестра. - И тут же поспешно извлекла из своей котомки чистую сухую рубаху и полотенце, и засуетилась возле Маргариты, спеша отогреть промокшую и лязгающую зубами беглянку.

Через некоторое время обе уже уплетали похлебку из одной деревянной миски, по очереди пользуясь ложкой.
- Меня зовут Магдалена, я иду в Лангедок, - чуть утолив голод, и предоставив Маргарите расправляться с оставшимся содержимым миски, сообщила странница. - А ты кто? Пойдём вместе, хочешь?
Маргарите представились залитые солнцем южные земли, песни трубадуров и густые виноградники. С набитым ртом бывшая графиня д'Этолль кивнула:
- Я согласна, - а прожевав, добавила:
- Меня зовут Роз ле Труа.

Эпилог.
Накидку Маргариты наутро нашли на берегу, - кстати, недалеко от аббатства. Отправленные прочесать окрестности монахи нашли ее следы, обрывавшиеся на берегу, и сочли, что она заплутала в потемках, упала в воду и утонула, - а может быть, и не заплутала, а сознательно утопилась, о чем и сообщили в монастырь. По ней отслужили панихиду, и немногие оставшиеся в живых и  любившие графиню д'Этолль слуги оплакали её.

Монастырь долго спорил с наследниками маркиза де Тьерра о правах на земли д'Этоллей, но обоюдно безуспешно - через два месяца король пожертвовал Этолль молодому рыцарю Гийому де Вейзе.

Для Этьенна новость о гибели Маргариты оказалась ударом, от которого он не смог оправиться. Справедливо обвиняя себя в том, что сделал ее несчастной своим чародейским хрустальным цветком, он, лишившись от горя рассудка, повесился на предполагаемом месте гибели графини.

Маргарита же и Магдалена, счастливо достигнув Лангедока, разделились: Маргарита осталась у добрых людей в Лангедоке, где, под именем Роз ле Труа, вскоре вышла замуж и, родив мужу двоих детей, жила еще долго и счастливо; а молодая странница, не задержавшись в стране солнца и трубадуров и месяца, отправилась дальше - искать счастья и приключений по свету.

(с) Инес,
20-27.04.2003 г.